Том 2. Стихотворения 1917-1922 - Страница 4

Как воздух зеленый и росный.
Когда вы бродили по саду,
Вы были смелы и прекрасны.
Как будто увядает день его,
Береза шуметь не могла.
И вы ученица Тургенева!
И алое пламя повязки узла!
Может быть, завтра
Мне гордость
Сиянье сверкающих гор даст.
Может, я сам
К семи небесам
Многих недель проводник,
Ваш разум окутаю,
Как строгий ледник.
И снежными глазами
В зеленые ручьи
Парчой спадая гнутою,
Что все мы – ничьи,
Плещем у ног
Тканей низами,
Горной тропой поеду я,
Вас проповедуя.
Что звезды и солнце <?> – все позже устроится.
А вы, вы – девушка в день Троицы.
Там буду скитаться годы и годы.
С коз
Буду писать сказ
О прелестях горной свободы.
Их дикое вымя
Сосет пастушонок.
Где грозы скитаются мимо,
В лужайках зеленых,
Где облако мальчик теребит,
А облако – лебедь,
Усталый устами.
А ветер,
Он вытер
Рыданье утеса
И падает, светел,
Выше откоса.
Ветер утих. И утух.
Вечер утех
У тех смелых берез,
С милой смолой,
Где вечер в очах
Серебряных слез.
И дерево чар
Серебряных слов.
Нет, это не горы!
Думаю, ежели к небу камень теснится,
А пропасти пеной зеленою моются,
Это твои в день Троицы
Шелковые взоры.
Где тропинкою шелковой,
Помните, я шел к вам,
Шелковые ресницы!
Это,
Тонок
И звонок,
Играет в свирель
Пастушонок.
Чтоб кашу сварить,
Пламя горит.
А в омуте синем
Листья кувшинок.

1918

«Ветер – пение…»

Ветер – пение
Кого и о чем?
Нетерпение
Меча быть мячом.
Люди лелеют день смерти,
Точно любимый цветок.
В струны великих, поверьте,
Нынче играет Восток.
Быть может, нам новую гордость
Волшебник сияющих гор даст,
И, многих людей проводник,
Я разум одену, как белый ледник.

1918, 1919

Из «Великого Четверга»

Там люди идут в рощи
Молиться – ложе с кем
Весною разделить;
И пламя глазом божеским
На белых старцев нить
(Молящиеся мощи)
Бросает тень багровую –
Веселою дубровою
Глазам седых небес
Листвой сквозных завес
В осинах среброствольных,
Прямых и богомольных.

1918

В саду

Где резкие цветы
На черной чаще,
Устами истомы
Звучащий
Там
Стоит и [поет]
И красен, точно плод, рот.
И ты
За пеплом снеговым
Сидишь немая,
Как пламя одинока,
Певцу внимая
Под тенью дерева.
Слова венком плетет
Он, темноустый, полуголый.
В нем моря стон,
И зверя вой,
И шум потока,
Прекрасен и отважен
Над темной чащею куста
Весенней вишней рта.
И в воздухе блеск ягоды веселый!
И смелым заревом глаза его горели.
И пальцы рук его – свирели.

1918

Нижний

Нежный Нижний! –
Волгам нужный,
Каме и Оке,
Нежный Нижний
Виден вдалеке
Волгам и волку.
Ты не выдуман
И не книжный
Своим видом он.
Свидетели з этом:
И Волга иволги,
Всегда золотая, золотисто-зеленая!
И Волга волка,
В серые краски влюбленная.
Старою сказкою око
Скитальца-слепца успокоив,
Киев на Волге!
Киевский холм на Оке!
Киевом глаз успокоив,
Старою лютнею стен,
В облачной блещешь руке
Сказкою, сказкою иволги!
Там, где в зеленом железо лугов, –
Одуванчиков золото.
А с белых высот
Мокрые струи берез
Хлещут венком в Троицын день.
Девичьим хохотом сомкнутых уст
Зеленые пели березы.
Дряхлые щеки напряг
Седоволосый старец времен
И, ветхий рукой, дует и дует…
В площадь твою вихрем полета имен
Усопших, рожденных, женатых,
Точно свист однозвучной свирели,
Этот полет разумов пыльных или пернатых.
<Та> пронеслась сухопутной русалкой
По улицам, жаждущим видеть нагое.
А этот свечой восковою быть алкает
И с гробом одною давно уже сросся ногою.
Этот глуп, а тот умен,
И в зелени прячутся
Из опасения, из опасения.
А время дальней Москвою
Волгу целует.
Но если, Киев на Оке,
Тобой стрела Москвы крылата,
И та сейчас слететь готова
С великой тетивы из серой влаги,
Будь перьями стрелы!
Ведь синий лук реки –
Он мечет города далёко,
Холмы венчает крепостями
И в бога зелени рассыпанные кудри
Вонзать привык булавку старой башни.
А под ее стеной зелено-мшистой
Схоронить девушку и ведра.
И быстрый крик
К реке и року
И к руке жестокой,
Заступ чей земле велел умолкнуть крику
В вишнево-сочном рте.
Но лук из бурунов,
Из бурь, из бора,
Из берегов, из брани
И избранников,
Сплетенный туго,
Держал стрелец избы.
А Волга из чаш и стаканов
В пещеры лилась человека.
Катится там со ступени на ступень,
Капля за каплей.
И после, точно
Священник седой на колокольне
Или мулла на минарете,
На самый конец волоса над смуглым небом
Каплею золотою пота
Волга солнцу выходит молиться в часы зноя
Над потным лицом бурлака.
И молится долго
Старая Волга
И вновь улетает.

1918

Смерть коня

И даже
В продаже
Конского мяса